Юрий НЕКРАСОВ. Брандлькаст
Юрий НЕКРАСОВ. Брандлькаст. – М.: CheBuk, 2012
Книга Юрия Некрасова (де-факто это один роман: «Люпусарий» – текст-комментарий к «Брандлькасту», что не мешает ему между делом восстановить лакуны «Брандлькаста» и увенчать историю альтернативным финалом), возможно, представляет собой «текст для писателей» в том смысле, что это ярчайшая иллюстрация возможностей фантастического – сюрреалистического, фэнтезийного, абсурдистского – языка. Сюжет сводится к головоломному квесту пары бессмертных «помойных эльфов» покамест неопределенного пола, обитающих в мире Пасти, где, среди прочего, можно выращивать разумные Башни. (На толкиновских помойные эльфы похожи не больше, чем муми-тролли на троллей Мордора.) Головоломным квест делает ровно то, что выделяет книгу из основного потока, – весьма необычный язык, описывающий необычнейший мир и превращающий в участника квеста уже самого читателя; схожие ощущения возникали у меня, пожалуй, только при чтении «Осмотра на месте» Лема. Непредсказуемо тут все, от лексики до композиции. Жаль, что этот блестящий, по сути, литературный эксперимент до сих пор оставался почти незамеченным.
Номинировал Николай Караев
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Александр Гаррос:
Вероятно, я жесток. Но все же. И игры с формой, и игры в слова – инструменты, которыми надо пользоваться с умом и с четким пониманием, чего именно ты хочешь добиться. А не размахивать ими как палицей на протяжении пары сотен страниц. Можно, конечно, сказать – «экспериментальная фантастика», но объясните же мне, в чем смысл эксперимента. Пожалуй, тот случай, когда все губит достаточно большая форма. Невеликий рассказ в той же манере мог бы быть и мил.
Сергей Жарковский:
Осилил дважды честно.
Общее читательское впечатление: Красивые. Пустые. Слова. (с) Ю.Некрасов.
Профессиональное мнение: «Степень деформации языка выше степени трансформации материала и сюжета.» (с) Веллер. Точка.
Номинатор представил этот текст (ненавижу слово «текст», но это именно «текст») как «текст для писателей», совершенно не думая о том, что писатели (если они писатели) — во-первых и в-единственных читатели, то есть — нормальные люди. Приключения «помойных эльфов» Гржмелика и Вахмурки… простите, Франтишека и Ярмолки ни душе, ни уму ничего не приносят, разгадывать квест в квесте квестом погоняющий зачем — непонятно; кто все эти люди и что они от меня хотят объёмом в ПЯТЬСОТ ТЫСЯЧ ЗНАКОВ?! Для справки: «Координаты чудес» Шекли — 245 тысяч знаков, «Алиса в стране чудес» — 145 тысяч.
Сравнение данного текста с «Осмотром на месте» доставило дополнительно. Поскольку Лема я понимаю. А Некрасова нет. Нет, я никогда не задаю самый ИДИОТСКИЙ вопрос. который может быть задан писателю критиком: «Что хотел сказать автор?» Я задаю самый СТРАШНЫЙ вопрос читателя — писателю: при чём здесь я?
В качестве золочения следует отметить, конечно, вполне себе уверенный сюсюсюсю-стиль, любимый читаелями (писателями) грелочных рассказов, было несколько не лежащих на поверхности словообразований, есть ощущение, что Юрий Некрасов умеет пользоваться и нормированным русским языком; ежели б «Брандлькаст» был на четыреста пятьдесят тысяч знаков короче и названия разделов формировались бы без помощи слепого биения пальцами по клавиатуре, — разговаривать было бы о чём, наподобие как о перестроечных произведениях Нарбиковой «Ёкало ехало»… простите, «Около эколо» или «Равновесие света дневных, ночных, вечерних и остальных звёзд», поражавших моё воображение в семнадцать-осьмнадцать годов (лет).
Резюм: проделана большая, бессмысленная для читателя (и читающего писателя), работа.
Лев Лобарёв:
Избыточная языковая энтропия — текст перенасыщен, а смысл — разжижен, в итоге кажется, будто смысла нет вовсе.
Михаил Назаренко:
Это вполне ужасно. Претензии на языковую игру, более того на языко-миро-творчество – при полном отсутствии чувства языка.
Язык можно разложить на элементы и перекомбинировать их (Хлебников), можно сдвинуть значения слов (Платонов), а можно на место любых слов ставить любые слова, как бы с ухмылочкой, как бы с иронией. В итоге – унылый и нудный хаос: «Протяжно, с издевочкой врезались два щуплых тельца в тугую сеть…». «Беспамятно хотелось стричь ногти». «Франтишеков язык ревниво принимал любые новшества в его гортани, и пока тот с ним боролся…» А в финале – смена непривычных банальностей банальностями вполне привычными: «По сердцу словно провели когтями…», «Паника пойманной птахой билась в груди…»
Не сдвинутый, не опрокинутый и не вывернутый наизнанку мир, а свалка – массовая культура эпохи «Самиздата», не сумевшая осмыслить и переработать эксперименты высокого модернизма.
Андрей Рубанов:
Из отзывов следует, что роман написан в жанре «фрик-фэнтези». Оказывается, есть и такой. В книге создано галлюциногенное пространство, в равной степени талантливое и нелепое. Много остроумия и юмора, а хороший юмор всегда в дефиците. Возможно, именно такие книги в какой-то момент войдут в моду. «Брандлькаст» — или все-таки брандахлыст? — может содержать в себе сто пятьдесят страниц, а может и тысячу сто пятьдесят, это «белый шум», можно начинать читать с любого места и заканчивать в любом.