Кузнецов Сергей. Калейдоскоп. Расходные материалы. —
М.: АСТ, 2016.
Действие масштабного романа Сергея Кузнецова хронологически охватывает без малого полтораста лет, а географически почти весь земной шар. В этом мире, на кухнях московских коммуналок и в гостиных австрийских шато, все повторяется раз за разом – то как трагедия, то как фарс, то снова как трагедия: страхи, надежды, взлеты, падения, разговоры о Конце истории и неизбежной революции. Одна эпоха отличается от другой только стилем – а стиль задают книги. В первую очередь массовые, популярные: по окопам Первой мировой серыми тенями скользят стокеровские вампиры, в британском захолустье конца 1940-х культисты приносят жертву спящим Древним богам, сумрачный германский гений с нацистским прошлым играет в «остров доктора Моро» среди африканских джунглей… Сверхценные идеи оборачиваются пшиком и банальностью, наивные детские фантазии – формируют границу мира, меняют восприятие реальности. Метафора, на мой взгляд, замечательная – хотя сложный месседж «Калейдоскопа» к этому, разумеется, не сводится.
Кузнецов Сергей. Калейдоскоп. Расходные материалы. — М.: АСТ, 2016.
Номинировал Василий Владимирский.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
Один из главных романов последних лет, поэтому его присутствие в номинационном списке радует и тревожит. «Фантастического» в нем немного, да и то немногое получает свое рациональное (псевдо)обоснование. А по художественной значительности, литературному мастерству он перевешивает всё и всех, лишая премиальный процесс интриги. В 2014 году я как председатель жюри вынужден был — в патовой ситуации — предпочесть «Душницу» Аренева сорокинской «Теллурии» уже потому, что наградить «Теллурию» — это слишком очевидно. Будем думать. (Смайлик.)
Валерий Иванченко:
Масштабный фанфик по западной литературе 20 века, сборник упражнений по стилизации. Конечно, Кузнецов – писатель классом выше Скоренко. Если «Эверест» — простецкий, откровенный карго-роман, то «Калейдоскоп» — мастеровитая имитация. Но, в сущности, эти вещи одинаковы – одинаковы своей вторичностью, ненастоящестью, желанием прыгнуть выше головы за счёт кажущегося умения сочетать слова, фразы, абзацы. Не сказать, что в «Калейдоскопе» совсем нет своего, — там есть какие-то мысли автора, его собственная погружённость в культуру. Но перед наглостью замысла это «своё» совершенно теряется, всё живое убивается пошлостью подражательства. Автор открывается перед нами, например, в московской главе – главе о студентах 1985 года – и там его уровень вполне очевиден, это уровень рядового автора «Юности» того же самого года. Остальное – умелые (тут ничего не скажешь, умелые, да), но всего лишь понты.
Ну и чуток теории, а то без нее совсем худо. Фантастика как жанр предполагает системность и рациональность. Всякого рода галлюцинации, поэтические фантазии и метафоры к ней не относятся. «Сто лет одиночества» или «Нос» — не фантастика. «Мастер и Маргарита» — фантастика, там есть система. Стивен Кинг стал фантастом, а не мистиком, когда стал собирать свой системный мир в «Тёмной башне». «ЧЯП», «За миллиард лет до конца света» — фантастика – хотя бы из-за рациональности рассказчиков. Всё это — свидетельства здравых людей.
Константин Фрумкин:
«Калейдоскоп» Сергея Кузнецова подавляет своими размерами и – как и следует из названия — калейдоскопичностью своей композиции. Отсутствие отчетливого сюжета не только у всего повествования в целом, но и у каждого из образующих его эпизодов является серьезным вызовом и для концентрации внимания, и для читательского трудолюбия.
При всем том: невозможно не признать, что роман написан высококультурным и высокопрофессиональным мастером, его вставные истории крепко сбиты и часто увлекательны, его психологические наблюдения и необычно найденные подробности действия заставляют задуматься, в тексте обнаруживаешь много умных философско-публицистических фрагментов- то о политике, то о сексе, тут же и бесчисленное число литературных аллюзий — например, герои одного из эпизодов заимствованы из «Кракатита» Карела Чапека.
В некотором смысле «Калейдоскоп» венчает довольно старую и хорошо разработанную романную традицию — традицию многослойных романов, пытающихся увидеть трагическую историю ХХ века через переплетающиеся биографии многих людей, или через несколько поколений одной семьи. Можно выдвинуть гипотезу, что романы этого типа в русской литературе возникли после того, как родившийся в XIХ веке жанр «романа-семейной хроники» как на риф наскочил на исторические перипетии — на гражданскую войну, эмиграцию, на рассевание русских по всему миру. Так актуализировался в ХХ веке метод «Войны и мира». Началось все с «Хождения по мукам» Толстого, с циклов романов Марка Алданова, а продолжается по сей день, примером чего служат, скажем «Совсем другое время» Евгения Водолазкина, «Русская канарейка» Дины Рубиной, многие произведения Александра Иличевского. От них роман Кузнецова отличается, во-первых, количественно — количеством персонажей и мест действия, во вторых, подчеркнутым сдвигом на зарубежные сюжеты — хотя в любых точках мира действуют русские выходцы и их потомки.
Что касается недостатков романа: прежде всего бросается в глаза его бьющая в глаза искусственность, придуманность, неправдоподобие рассказанных историй — тем более, что часть историй имеет литературное происхождение или является вариацией на известные исторические мифы, и это явно ослабляет действие романа, который вроде бы претендует на осмысление русского исторического опыта. Везде видишь если не заимствование, то некую вариативность, похожесть на уже ранее читанное и слышанное — начиная с того, что один из героев романа хочет написать роман, по всем признакам похожий на «Калейдоскоп» Кузнецова. Этот прием — «автор среди персонажей» — весьма не нов, его можно встретить, например, в «Контрапункте» Хаксли, а можно – в номинированном на «Новые горизонты» романе Яны Дубинянской «Свое время».
И чтобы осмыслять — недостаточно вкладывать в уста своим героям философские фрагменты, один в один похожие на те, что уже ранее всеми читаны. Надо еще и самому быть мыслителем.
Иначе, кажется, что мы имеем дело со стилизацией под философский роман, стилизацией под роман, осмысляющий историю через судьбы людей.
Хотя понятно, что история и культура — обширны и соблазнительны, и страшно тянет вместить их целиком в минимальный объем — ну хотя бы в 40 авторских листов.
Галина Юзефович:
Выдающийся роман и определенно один из лучших текстов, написанных по-русски за последние годы. Десятки не связанных на первый взгляд сюжетов – от мелодраматических до фантастических и детективных — охватывают мир от Америки до Африки и от России до Китая, складываясь при этом в фасетчатую карту длинного ХХ века – с восьмидесятых годов XIX века до десятых годов века XXI. Кузнецов создает огромный, просторный и удивительно живой мир, в котором история творится и на микро-, и на макроуровне. Отдельный бонус — ни слова об «особом пути» России: «Калейдоскоп» ясно показывает, что Россия с ее трагедиями и драмами – часть общемирового пространственно-временного континуума, не больше – но и не меньше.