Дубинянская Яна. Свое время. – М.: Время, 2016.
Мы лукавим, когда называем Время четвёртым измерением. Всё-таки оно решительно отличается от трёх пространственных измерений. Яна Дубинянская предприняла смелую, я бы сказал, отчаянную попытку разобраться с течением времени. С этим сталкивался каждый в жизни: ведь индивидуальное восприятие течения времени глубоко субъективно, несмотря на точные хронометры и настенные календари, в разных условиях, в разном возрасте, в разных ситуациях время у каждого течёт то быстро, то медленно. И вопросы, затрагиваемые в книге, насущны и глубоки. Можно ли ускорить или замедлить течение своего времени? Как при этом не выпасть из общего времени или, наоборот, попытаться обособиться, закуклиться в отдельном временном коконе, как общаться с окружающими, тянуть их за собой или притормаживать? А ещё ведь есть риск провалиться в безвременье. И как оттуда потом выбираться?
Дубинянская Яна. Своё время. – М.: Время, 2016.
Номинировал Владимир Борисов.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
В романе Дубинянской есть свои фишки, но до них ведь надо добраться, дочитать. Допустим, у меня есть внешняя мотивация — работа в жюри. Допустим, у книжного обозревателя она есть и тоже внешняя по отношению к тексту. Допустим, есть n-ое количество читателей Дубинянской, которые прочтут потому, что это книга Дубинянской, но и это мотивация внешняя по отношению к данному тексту, она основана на литературной репутации, которая наработана другими, прежними произведениями. А так… читаю, читаю — и никакой тяги, желания перевернуть скорее страницу и узнать…. Возможно, дело во мне, таком как я есть. Но и в свойствах данного текста тоже. Но я упорный. Что мне сказать о книге? Что оказалась длинной.
Валерий Иванченко:
В романе перемежаются два повествования в двух мирах – фантастическом-фантастическом и как бы реальном. Фантастическая-фантастическая история про мир, овладевший скоростью времени, окажется текстом в тексте, и нам даже представят его автора, плохо кончившего в финале, а как бы реальность начнёт сближение с фантастическим и обернётся сложносочинённой фантазией с непонятными хранителями и прочими мистическими вещами. Очень хорошо, когда автор показывает эти странные вещи околичностями и намёками. Плохо, когда реальность, в которую мы почти поверили, начинает ломаться. Вообще, умение пройти по грани, интриговать, не говорить прямо, мистифицировать привычное – сильнейшая черта Яны Дубинянской как сочинителя. Эта черта роднит её с Марией Галиной. Жалко, что ей часто не хватает последовательности и ловкости (изящества) сохранить умолчание. Фантастика её забавна, но заурядна, писательство как таковое (как фиксация и эмоциональная трансляция жизни) – незаурядно и любопытно. Меньше фантастики, больше жизни – с таким пожеланием хотелось бы обратиться к автору, чья проза для фантастики одновременно и чрезмерна и недостаточна. Надо ещё отметить важную в данном случае проблему ума. Он, как известно, бывает мужским и женским, и Дубинянская, по нашему мнению, залезает на чужую гендерную территорию. Это смело, но безрассудно. Меньше ума, больше женских достоинств – таким будет второе наше пожелание к ней.
Константин Мильчин:
Написанный с большим размахом роман с действиями в нескольких планах и нескольких мирах. Написано бодро, особенно реалистическая часть. Впрочем, она, видимо, «с ключом», а ключ есть только у тех, кто разбирается в киевской литературной жизни. Впрочем, зачем все это все, как про дольний, так и про горний мир, до конца так и не понятно.
Константин Фрумкин:
Произведения Яны Дубинянской чрезвычайно уязвимы для критики, и не потому, что они низкого качества, а потому, что они слишком амбициозны.
Причем амбициозны и с точки зрения темы, и с точки зрения способа письма.
В качестве темы для своих романов Яна Дубинянская берет самые сложные философские категории. В прошлых своих текстах она уже, например, говорила об удаче и свободе, а в «Своем времени», как видно из названия, замахнулась даже на «время». И разумеется, столкнулась с вызовами, которые не всем по зубам. Ведь время — тема одновременно и чрезвычайно сложная и при этом и блистательно разработанная лучшими умами человечества, достаточно называть имена Баргсона, Гуссерля и Эйнштена, которые действительно расширили наше понимание времени. Если же говорить о литературе: Яна Дубинянская пишет о персональном времени и его скорости – но именно этому вопросу посвятил Томас Манн самые сложные и самые глубокие страницы своей «Волшебной горы». В фантастике тема времени прежде всего исследовалась через осмысления парадоксов путешествий во времени, и тут недосягаемой интеллектуальной вершиной видится «Конец Вечности» Айзека Азимова.
Выходить на такую арену всегда надо с осторожностью, и прежде всего, глубоко осознавая, что ты собственно хочешь сообщить городу и миру. Между тем, не обладая в запасе достаточным количеством идей, Яна Дубинянская прибегает к своему излюбленному приему: превращает время в навязчивый лейтмотив (так же, как в романе Дубинянской «H2O» таким лейтмотивом была «свобода»). О времени говорится все время, о нем говорят персонажи, оно поминается к месту и не к месту, но искры высечь этими многочисленными чирканиями не удается. Если у вас нет какого-то особого понимания времени, если вам нечего о нем сказать нового — то количество слов компенсацией не является, даже если снабдить повествование большим числом касающихся времени житейских мудростей и банальных метафор. Порою неуместность бросается в глаза: в эпизоде, когда, барышня, привыкшая к одинокому, «атомизированному» существованию сталкивается с жизнью вместе с большим числом людей в коммуне – то очевидно, это ясно из текста, встает проблема личного пространства. Однако и автор и персонаж, ради верности лейтмотиву, называют его личным временем. В других местах «время» заменяет такие понятия как «жизнь» или «судьба». Но частота употребления слова не может компенсировать отсутствие месседжа — писателю, к сожалению иногда просто нечего сказать сверх общеизвестного.
При всем том — Яна Дубинянская обладает талантом, который необходим всякому фантасту, и которого добрая половина отечественных авторов фантастики лишена: у нее сильное воображение. Она придумывает прекрасные фантастические идеи, но их разработка всегда не отрабатывается до конца. В «Своем времени» фантастическое допущение – возможность людей устанавливать для себя индивидуальную скорость течения времени. В отечественной фантастике идея разных скоростей времени уже разрабатывалась – прежде всего в «Темпограде» Георгия Гуревича и в «Должности во вселенной» Владимира Савченко. Последний роман, на мой взгляд — выдающееся произведение фантастической литературы, но и у Савченко, и у Гуревича аномальное течение времени происходит в некой особой, контролируемой обществом зоне, между тем как Дубинянская изобретает общество, в котором скорость времени – приватна, и у каждого своя. Эта идея совершенно великолепна, и в те моменты, когда Яна Дубинянская начинает ее обдумывать, изображать ее последствия – она оказывается в когорте первоклассных фантастов. Но любитель фантастики не сможет насладиться этим на протяжении всего пятисотстраничного романа, ибо писатель ставит перед собой куда более сложные задачи, и тут мы подходим к амбициозности письма Дубинянской.
Яна Дубинянская не заботится о развертывании сюжета, акцентируясь более на драматизме отдельных эпизодов.
Ей мало быть просто хорошим фантастом, ей хочется быть еще и писателем «мейнстрима», писатель отдает обильную дань «традиционному литературному», размывая внимания читателя, усложняя повествование многочисленными лирическими и любовными линиями, а заодно зарисовками из жизни писателей. Роман распадается на два, на сюжет из будущего времени – и из настоящего, второй сюжет «мейнстримовский» и его действие, как и действие «Автохтонов» Марии Галиной, происходит в не называемом, но узнаваемом Львове.
При этом писатель трудолюбиво утяжеляет текст работой со словом и с деталью – и мы имеем сложную риторику, нанизывание эпитетов, словесные красивости, усложненные конструкции, элементы постмодернизма (появление автора среди персонажей) и загромождение картины подробностями. Тут случаются прямо-таки набоковские удачи — например «внутренний таймер, который, тикая, маскировался под сердце», но случается и что-то сомнительное – например «внутренний порыв… во время которого».
Автор сам наставил перед собой высоких барьеров, которые ему пришлось перепрыгивать. Ведь чтобы заставить деталь заиграть в тексте, нужны наблюдательность, остроумие, чувство меры, нужен, в конце концов, труд по осмыслению окружающей реальности. Нагромождение словесных красивостей не может искупить отсутствие в тексте интеллектуальной или эмоциональной нагруженности (раз уж автор отказался от сюжетного динамизма). Боюсь, что Яна Дубинянская просто не справляется с теми задачами, которые перед собою ставит. Вместо хорошего фантаста перед нами предстает очень средний писатель-реалист, который не различает сильные и слабые стороны своего таланта, распыляется между множеством художественных целей и не может в полной мере достичь большинства из них. Гениально задуманный роман оказывается плохо воплощенным из-за того, что автор хочет одновременно быть философом, социальным критиком, гениальным стилистом, лириком и бытописателем. Может быть, тут не хватает только одного: чувства меры.
Галина Юзефович:
В одном повествовательном слое романа люди научились контролировать – замедлять или, наоборот, предельно ускорять собственное время, в результате чего жизнь расслоилась и атомизировалась: каждый человек живет в своем темпе и с другими встречается лишь в силу крайней необходимости. Эти новые люди существуют в обособленных флаерах, носят обтягивающие хроносы, платят виртуальной валютой экво и уже мало похожи на нас как биологически, так и психологически. На другом уровне романа, в реальности, как бы похожей на нашу (а на самом деле очень похожей на реальность из романа Марии Галиной «Автохтоны») юноша томится по девушке, а писатели и писательницы (в этом мире они суперзвезды) вальяжно перетекают из одного кафе в другое, ведут бесконечные разговоры и читают друг другу стихи собственного сочинения. В первом мире не все спокойно (похоже, назревает социальная революция), да и во втором тоже, две линии начинают понемногу сближаться, на пелевинский манер вкладываясь друг в друга (одна реальность оказывается порождением другой), но так никогда и не сходятся по-настоящему. Сюжет крошится и разваливается, а все попытки свести две линии воедино выглядят неуклюжими подпорками, призванными чисто механически обеспечить конструкции хоть какую-то устойчивость. Словом, много остроумия, лихости и изящной выдумки на микроуровне и совершеннейшая невнятица на уровне целого. Кажется, автору было очень приятно и интересно писать свой текст (что всегда подкупает), но сказать то же о читателе будет некоторым преувеличением.