Антропологу то и дело бьют морду: только он высунет нос из гостиницы — ловит в репу, выйдет на улицу — ему ломают руки, так и вообще непонятно, как он жив-то ещё. Мы вообще о нём так ничего больше и не узнаем, кроме того, что раньше он три года спал с визажисткой, а появившаяся на мгновение его семья взята напрокат из советских фильмов семидесятых годов прошлого века: все едят и пьют, а перед тем, как упасть под стол, шутят.

Это разновидность европейской литературы, причем вполне почтенной традиции — иногда с обращением к «русской экзотике».  Это очень литературная литература.