МНОЖЕСТВЕННОСТЬ МИРОВ. Владимир Березин о романе «Ошибка маленькой вселенной»

МНОЖЕСТВЕННОСТЬ МИРОВ

 «Ошибка маленькой вселенной» Сергея Котова

Бесконечны, безобразны,

В мутной месяца игре

Закружились бесы разны,

Будто листья в ноябре…

Сколько их! куда их гонят?

Что так жалобно поют?

Домового ли хоронят,

Ведьму ль замуж выдают?

…Мутно небо, ночь мутна.

Александр Пушкин, «Бесы»

Это прекрасный роман неизвестного мне автора. И этот текст, безусловно, достоин какой-нибудь премии. Например, премии «Отроки во Вселенной» (ну, наверняка же есть где-нибудь такая премия).

Теперь займёмся сюжетом (недовольство по поводу спойлеров я отметаю категорически — мы пересматриваем фильм «Москва-Кассиопея» вовсе не потому, что хотим узнать финал, людьми при этом движут многочисленные желания вплоть до памяти о собственной детской сексуальности). Так и здесь — перед нами очередная, не знаю, тысячная ли, история про детей, что путешествуют между мирами. Таких текстов довольно много, среди них есть люди, укушенные Сергеем Лукьяненко, и авторы, самостоятельно пошедшие по этому пути.

Первой (и главной) проблемой этих текстов становится то, что если автор начал рассказывать историю шестиклассника, то сделать из него героя-любовника или мудрого магистра довольно сложно. Но сохранить повествование внутри детской психологии безумно сложно. Вообще, этим и трудна «условно детская литература». А уж тексты, которые годны как и детям, так и искушённым взрослым, сейчас не производятся. Последнего такого мастера убили немцы под Каневом в 1941 году.

В  романе Котова перед нами известная схема —  множественность миров, между которыми можно путешествовать по тайным тропам, мальчик, который является Избранным в одной из вселенных, большое количество всякого дрыгоножества и рукомашества, много говорящих покойников и друзья-враги, неразличимые за их большим количеством. Вообще говоря, эта конструкция сюжета хорошо пересказывается пушкинским четырехстопным хореем, вынесенным в эпиграф.

А что за прелесть в этом романе диалоги, когда они полны торжественности:

«— Скажи мне, — он тяжело вздохнул, — ты боишься северного ветра?

—  Мы в закрытой бухте, отец, — ответила она, — у нас не причин бояться ветров.

—  Пришло время выйти в море. Ты ведь знаешь о временах, когда Зефир наполнял наши паруса, но приносил страшное опустошение на суше?

—  Знаю, отец, — она почтительно кивнула, — но Борей нынче слаб. Железо для гвоздей не может наполнить наши паруса для хорошего похода».

Умри, Борей, лучше не скажешь. Делать бы гвозди из этого железа для парусов.

Но я вовсе не пеняю автору за что-то, лишь пытаюсь понять, как устроена литература такого типа: многостраничная, со старанием и прилежанием созданная, но всё же вторичная по сути. Старание, кстати, не отменяет невычитанности текста — там то и дело мелькают «Чтобы кот мог попить, Диме пришлось вылить воду в металлический опустевшую консервную банку» или «бессметрие и пожизненное содержание».

Описательный стиль этой литературы вполне определён словами Александра Грина о «мечтах ресторанно-ювелирного качества». Как происходит это описание на пространстве абзаца? А вот как: «Однако, поравнявшись с ними, огромный чёрный лимузин неожиданно затормозил, и остановился. Со стороны водителя выскочили двое громил в одинаковых чёрных костюмах. Один из них открыл пассажирскую дверь. Грациозно опираясь на заботливо протянутую руку охранника, показалась красивая девушка восточной наружности». Вот оно, сочетание добросовестности и абсолютной глухоты ко всему опыту мировой литературы в области «рассказывания картинки». То есть из вала масскульта и обыденной речи берутся и охранники, обязательно громилы, и «пассажирская дверь», и «заботливо протянутая рука», и «красивая девушка восточной наружности».  Не спасает всего этого и добавленная актуальность: «Он видел, как обезумевшие толпы людей громили остатки цивилизованных районов в городах по всей Западной Европе и Северной Америке. Он видел, как затухающая пандемия «Ковид-19» наливается новой силой, рождая страшные мутации вируса». Добавленная актуальность вреднее добавленного сахара, скажу я по секрету. Не спасают даже добавленные коты (а мы знаем, что добавленный котик вытягивает самый скучный пост в социальных сетях). В этом же романе благодаря котам спасается всё и спасаются почти все.

И вот что мне кажется: у этой как бы детской литературы есть своё, настоящее очарование. У неё есть свои, не очень требовательные поклонники.

Новые ли это горизонты стиля? Нет, это совершенно старые его горизонты. Этот творческий метод называется «рефлексия», когда известны сотни таких сюжетов, и человек создаёт ещё один, с блэк-джеком (зачёркнуто) и <нрзб>.

С чем мы и поздравляем автора.