Герметичный мир персонажа являет нам весь ужас пустоты самостоятельной автаркии в одной отдельно взятой голове.
Буглак Татьяна. Параллельщики (по рукописи)
Номинировал Сергей Соболев.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Дмитрий Бавильский:
Совершенно случайно Ната телепортируется в параллельный мир, очень похожий на её собственный, однако, всё же иной, на первый взгляд, более комфортный.
Поначалу кажется, что Ната телепортировалась в идеализированный СССР, который не закончился с Перестройкой, но продолжает развиваться по своей собственной траектории.
Такая идея была бы весьма продуктивной, но и ставила перед автором вовсе неподъёмные задачи, поскольку замысел Буглак совершенно иной: у себя дома Ната была одинокой и невыразительной девицей, об исчезновении которой способны волноваться только её родители, тогда как попав в параллельный СССР, она оказалась среди ученых, участвовала в стрелялках и вообще спасала мир.
Проявившись среди новых, светлых людей, которыми движет не корысть, но общее дело улучшения жизни всего человечества, Ната оказывается полностью лишённой прошлого.
И хотя обладает исключительной памятью, приводящей к возникновению в параллельной реальности целых посёлков из её личного детства, она ничего не говорит о своей работе, близких, женихах и любовниках – то ли их не было, то ли эта часть памяти у параллельщицы не работает.
Единственный раз, когда в Нате начинает шевелиться её прожитая жизнь, выглядит так:
«Но всё же хотелось домой, особенно из-за загоняемого вглубь, но постоянного и всё больше росшего страха за родных. Пропасть навсегда… Я даже не представляла, что сейчас с родителями, ведь шёл пятый месяц моего исчезновения. Это в книжках хорошо: попал в сказочное королевство, и обо всём забыл, особенно о родителях, только что иногда куцыми знаниями физики с химией пользуешься. Авторы — то ли полнейшие эгоисты, то ли все поголовно детдомовцы. Ну вот, а подумала-то сначала лишь о том, как хорошо, что можно мыться в душе…»
Во всём остальном, что не касается личной жизни Наты, «Параллельщики» избыточно подробны – почти как Ленинград 1977-го года у Михаила Королюка.
Есть, впрочем, и отличия: параллельная реальность у Буглак не ретроспективна (хотя в её новом мире до сих пор проводят ноябрьские демонстрации и практически не пользуются импортными товарами), но утопична: параллельный мир поначалу выглядит коммунистическим раем – вот как у жителей Солнечного города Николая Носова, живущих одной, крепкой семьёй, вне индивидуализма, столь присущего человеческой психике.
Люди здесь дружелюбны и бесконфликтны, а если кто-то не вписывается в дружеское или профессиональное общение, то быстро исчезает – из чего, кстати, как-то ясно понимаешь о причинах, побудивших Татьяну Буглак приняться за сочинение фантастических произведений.
Она настолько дотошно описывает блюда и моды параллельного мира, не знавшего капитализма, а также безмятежные отношения в коллективе, куда попадает Ната, с их дружескими подначками и вылазками, что начинает казаться: главное авторское достижение – микст фантастики и женского романа, где «метафизика» заменена «бытовухой».
Правда, посчитать, что «Параллельщики» это такая особенная «женская фантастика» мешает отсутствие любовной линии, которая, вроде бы, и постоянно наклёвывается, но всё время срывается с крючка.
Потому что или же это автор себе не может позволить такой вопиющей неправды и даже где-то фантастики (что ж там за Ната-то такая?!), или, ну, в самом деле, какая личная жизнь, если человека постоянно мотает, туда-сюда, между мирами?
А потом, когда сектанты «исконники» начинают атаковать Солнечный город своими энергетическими установками, разрушая линейные хронотопы и смешивая времена, запирающие города и даже целые страны внутри временных блокад (из-за чего, было дело, президенты многих государств однажды год просидели безвылазно в Женеве), вся эта утопия начинает оползать и из под неё в последней части вдруг повылазило мурло спецслужб, которых, конечно же, скопом и дружески, хорошие люди одолели, но осадочек-то всё равно остался.
Причём не у Наты, так и оставшейся верной своим новым друзьям, даже вернувшись в нашу злобнокорыстную реальность, но у читателя, который поверил в утопию, продержавшуюся чуть ли не до самых последних страниц.
Её, утопию, то есть, в наших глазах, разумеется, восстановят, так как, сгрудившись, коллеги-друзья одолевают проверяющие «инстанции в сером», однако, штука в том, что подлости в этой книге творились регулярно и описывались достаточно методично, тогда как финальные объяснения вышли скомканными и беглыми – примерно как рэп-речитатив.
Штука ведь не в том, что в параллельной реальности хороших людей больше, чем серых, но в том, что сам этот феномен сокрытого тоталитаризма существует и в других мирах.
Хотя, между прочим, Ната мир, таки, спасла, хотя в этом я не уверен: «Параллельщики» написаны таким образом, что многие фундаментальные моменты в нём не прописаны толком, а то и вовсе, закрученные вокруг только реалий сюжета, но не общей логики потусторонней жизни, смазаны, чтобы начать противоречить самим себе.
Я так и не понял является ли этот параллельный мир ответвлением от СССР, отпочковавшимся в 1993-м году, или же существовал и эволюционировал со времён Царя Гороха – Буглак даёт намёки для обоих версий.
К тому же, из-за систематического террора «исконников», обрастающих жертвами среди мирного населения, к концу книги возникает целое поселение «параллельщиков», попавших в один из параллельных миров (почему именно в этот?) из разных времён.
Появляется там, к примеру, крепостная, дважды проданная помещиком, девушка Маша, а потом и вовсе дикарь Славка…
Эффектная дебютная идея оказывается смазанной: сюжетные противоречия Буглак пытается снимать экшном, из-за чего плодит ещё больше недокрученных последствий.
Описания быта, магазинов и пикников, готовки еды и отношений людей «мира будущего», где летают к Марсу и работают на отечественных операционных системах, даются Буглак лучше стрелялок, однако, раз в избранном ей жанре должны появляться погони и схватки, автор идёт и на это.
Со скрипом, но идёт.
Людям почему-то кажется, что фантастику писать проще реализма, ну, или, увлекательнее, забавнее, что ли.
Однако, раз за разом сталкиваешься с одним и тем же эффектом затянутой фантазии: авторы, придумавшие увлекающие дебютные концепты, выкладывают их в самом начале, а дальше «краски» фантазий начинают бледнеть и даже стираться.
Оказывается, что даже самый изощрённый фантаст, не говоря уже о любителях, вряд ли способен продумать параллельный мир во всех его деталях.
Да и придумывают обычно не отдельные детали, а общие системы, внутри которых нет логических противоречий, или, «хотя бы», стиль и оптику письма, создающих непрямые эффекты инаковости и странных смещений.
Вот как Андрей Платонов…
Но пластически решить несуществующий мир нашим авторам нереально, из-за чего задачи свои они принимаются решать в лоб, превращая прозу в комикс.
Проколы в «фантастическом» возникают в этом тексте из-за нерешённости сугубо «литературных» вопросов – интонации, стиля, уж не говоря об чёткости нарративного расчёта: да просто условному «опытному литератору» любой, даже самой реалистической направленности будет написать подобный НФ-текст гораздо проще, нежели начинающему прозаику, идентифицирующему себя «фантастом».
Опытного прозаика сам «уровень письма» вывезти способен, тогда как «Параллельщики» исполнен со всеми родовыми травмами начинающего автора, хотя тщательная редактура и сокращения его могли бы спасти, но вот для чего?
Для того, чтобы автор сделала второй, более концептуально выверенный вариант путешествия Наты в утопию, от которой становится страшно даже жителям путинской России?
Если возвращение в СССР от Михаила Королюка сделано с точки зрения имперца и явного приверженца социализма, то СССР-штрих от Татьяны Буглак создан человеком «демократических убеждений», хорошо понимающим, что у любой формации существует две противоположных стороны.
А их и больше.
В нынешней России Нате и скучно и серо, и некому руку подать, а в параллельном СССР-штрих Нату пытают то в психушке, то в застенке, истощают морально и физически, а также буквально доводят до ручки, вместо того, чтоб бескорыстно любить, так как, выходит, что нет любви даже среди людей, объединённых великой идеей спасения мира.
Дайте нашей Нате другой глобус, пожалуйста.
Владимир Березин:
С человеческим лицом
Одному Богу известно, как текст Буглак попал в этот список.
И дело не в том, что он по-старомодному длинный и описательный, что язык его стёрт, а в том, что это «настоящие старые горизонты». То есть перед нами фантастика ближнего прицела задней полусферы (Я не удержался от авиационного каламбура, но тут он хорошо объясняет родовые пятна самого метода).
В чём там дело? А вот в чём: молодая женщина проваливается в иное измерение и видит там СССР, который мы не потеряли. То есть всё как у нас, только лучше. (Про проваливание в прошлое, настоящее и будущее попаданцев разного рода можно написать уже целую книжку исследований и анализа типологии – то они спотыкаются о ржавую арматуру как в «Зеркале для героя», то в них бьёт молния, то они выходят из магического тумана, то они честно просыпаются кафкианским насекомым мундире Генералиссимуса, то используют разные машины. Из этого наверняка можно вывести какие-то социологические открытия, но это предмет отдельного разговора).
Итак, героиня оказывается в лучшем из земных миров с государственным капитализмом-социализмом и коллективным хозяйствованием на земле. Самое интересное там – несколько эпизодов с описанием зон перехода (живая материя мгновенно телепортируется с другой стороны зоны, а неживая может в неё проникнуть, оттого параллельные советские учёные остроумно швыряются туда стальными шариками, обмазанными дрожжами).
Беда этого романа именно в его размерах, он написан так, как пишутся сериалы – с подробным описанием всего, что происходит с героиней. Она встала, она почистила зубы, она идёт куда-то, герои произносят массу необязательных реплик, и то, что в недорогом сценарии увеличивает объём, в печатном тексте нагоняет уныние. В фантастике пятидесятых герой тоже, выморозившись из куска льда, вставал и потягивался, затем подробно рассказывалось, как он чистил зубы электрической щёткой, как машина мыла ему голову, как кулинарный лифт, открыв пасть, предлагал ему завтрак, и всё это было бальзамом на душу читателю, жившему бедно и неуютно. Но тут это съедает темп повествования и действует на читателя словно бром.
Но punkt тут именно в бальзаме другого рода, в законном недоумении честного обывателя: разве не лучше было хорошее сохранить, а недостатки устранить, что ж мы всё ломаем до основания, а затем?
Цитата по случаю: «…А результаты эти как раз и требуют, чтобы у нас была сильная страна, то есть вменяемая, независимая от “иностранных консультантов” и не хапающая всё, до чего дотянется, власть и мощная промышленность…
— Эх, поняло бы это наше руководство, — вырвалось у меня. — Прости, продолжай».
Одним словом – этот роман прекрасен. И возможно, он символизирует новые горизонты фантастической литературы, когда читателю захочется приникнуть к старым сказкам на новый лад и погреть душу картиной улучшенного настоящего социализма-капитализма с человеческим лицом. В общем, порассуждать вослед бродячей цитате из драматурга Шатрова, ошибочно приписываемой Салтыкову-Щедрину: «Они сидели и день, и ночь, и ещё день, и ещё ночь, и всё думали, как бы сделать их убыточное предприятие прибыльным, ничего в оном не меняя».
Андрей Василевский:
«Здравствуйте. Меня зовут Ната, я — параллельщица. Одно из двух: или вы в последнее время очень часто слышите это слово, или никогда его не слышали, и, скорее всего, не обратили внимания на промелькнувшее некоторое время назад сообщение о непонятном ЧП в одном из городов Центральной России — всё зависит лишь от того, где именно вы живёте. Но, думаю, в любом случае вам будет интересно узнать, что же означает это слово, верно? Так и моё начальство считает, к тому же уверено, что я «смогу всё правильно объяснить». На самом деле в этом его убедили мои коллеги, совсем не желающие заниматься «пустой писаниной»: «Нам и так отчётов хватает». Поэтому рассказывать всё приказали именно мне, хорошо, не ограничив требованиями «писать надо так». Вот и буду рассказывать, как умею, и как запомнила».
И т. д.
Создается впечатление, что этот текст делал — именно делал — человек в фантастике относительно начитанный, но лишенный собственных художественных способностей. А жевать картон мне невкусно.
О себе автор пишет (на samlib.ru): «Паланики, Зюскинды и Оруэллы прошли мимо меня тихо-тихо, лесом, и исчезли в дали, стараясь не попасть под насмешки Уленшпигеля и Панурга. Вслед за ними тихими мышками проскочили героини любовных романов, боясь насмешек Рони и Динки. Образование историческое, интересы разные. Взялась писать, потому что без работы мозга не могу».
Ну, бывает.
Шамиль Идиатуллин:
Ничем не примечательная девушка попадает в параллельный мир, мило сочетающий научно-технический уют советского разлива с эхом недавних гражданских войн и постоянной угрозой межпространственного технотерроризма. Там она находит настоящих друзей, смысл жизни и повод время от времени жертвовать собой.
«Параллельшики» примечательны и даже полезны как один из примеров очерка (который когда-нибудь все-таки будет написан) про кризис российской фантастики в первых декадах текущего века, но почти невыносимы для случайного читателя. Случайным следует признать всякого непривычного к дамским, при этом сдержанно левацким попаданческим романам, отличающимся от стандартных вялостью сюжета и всепоглощающей детализацией.
Текст представляет собой кристально чистый пример эскапизма, влажной мечты о бегстве из нашего ужасного мира (где почти нет «русских товаров» и где «На меня косо посматривали на улицах — я слишком открыто улыбалась, отвыкнув носить маску равнодушия и отстранённого эгоизма») в славную реальность чистой дружбы, вынужденного самообеспечения, власти «военных, но не вояк, а хорошо знающих экономику, умеющих действовать и в стране, и во внешней политике», романов Другаля, экранизаций Снегова и Ле Гуин. Идеологически это утопия 20-х годов типа «Месс-менд», зацикленная на мелочах и дотошно подробная (бесконечные повествования о том, что кушали герои на завтрак, а что на обед, заткнет за пояс иную любящую бабушку), ну и немножко «Незнайка» — в Солнечном городе (там, где про чудесные дома и аппараты) и на Луне (там, где политэкономия), но везде, увы, сильно хуже оригинала. Эстетически — фантастика ближнего прицела 50-х: много пафоса и забалтывания сюжета наукообразной ерундой, счастливо избавленной от любого сходства с реальной наукой — любой, включая психологию и филологию. Литературно — стандартная самиздатовская простыня (хотя, похоже, книжное издание на подходе). О языковом чутье рассказчицы более-менее все говорит данное ей (и благосклонно принятое ею) ласковое прозвище Сплюшка.
Отдельный забавный момент связан с пещерной ксенофобией — ну, будем считать, повествовательницы, — которая явно считает себя интернационалисткой, гвоздит гадкую спесивую москвичку, сочетающую сословное высокомерие с православным и высокорусским, — но то и дело напоминает о национальности нерусских героев (лукавое лицо татарки, мощный башкирин, пожилой вдовый узбек, азиатская улыбка и т. д.), а заметную часть злодеев маркирует украинским произношением.
Цитата напоследок:
«А я ставила фоном песни из «Архимедов» и «Электроника», крутила по вечерам фильмы сорокалетней давности, а в обеденный перерыв, не скрываясь, читала Стругацких и Бредбери, и столь же недоумённо глядела на спрашивавших меня «с тобой всё в порядке?». И не понимала, как можно слушать очередную попсовую муть, называть научной фантастикой комиксы, не знать, где Полярная звезда, и верить в «Битву экстрасенсов».
К марту от меня отстали даже самые любопытные приятельницы, причём многие вообще перестали со мной общаться. Знакомые же парни, повёдшись было на мою «модельную» стройность, а на самом деле — болезненную худобу, — и попытавшись привлечь к себе моё внимание, быстро исчезали с горизонта, услышав какое-нибудь безобидное замечание про «гениальность» боевика и «крутизну» РПГшки. Некоторые всё же удосуживались бросить перед исчезновением: «Слишком умная, да? Кота купи, и учи!», и, вопреки общепринятому представлению, быстро находили утешение в обществе некрасивых, но глуповато-восторженно смотревших на них, и не помнивших даже таблицы умножения, девушек. Я лишь смеялась, вспоминая, с каким уважением и Лот, и Виталий, и вроде бы воспитанный в традиционной мусульманской семье Шафкат относились к своим жёнам, гордясь тем, что такие умные девчонки выбрали именно их среди других достойных. Но в моём родном мире и привычном для меня кругу общения принято было быть первыми среди посредственностей, а не равными среди талантливых.»
Константин Фрумкин:
Скучный, затянутый, неинтересный роман, написанный автором не очень умелым, начинающим, но, к сожалению, обладающим непомерным трудолюбием в выписывании проходных эпизодов и диалогов. Есть люди, которые очень любят рассказывать буквально все, что произошло с ними – о чем говорили с коллегами на работе, о чем говорили в кафе с официантом, что было на пикнике, что на корпоративе — вот таким болтливым созданием предстает лирический герой, от имени которого написаны «Параллельщики». При всем том: фантастическая идея, лежащая в основе романа вполне «зачетная» и достойная лучшей разработки. И конечно для историков и социологов будет крайне интересно зафиксированное в романе социальное мировоззрение — святая уверенность, что промышленность можно спасти, национализировав крупнейшие предприятия, что сельское хозяйство можно спасти, возродив колхозы, это неприятие снобизма «Потомственных интеллигентов из Москвы», при одновременной демонстрации собственного снобизма (читатели Стругацких и Брэдбери — против потребителей попсы и комиксов). Это все очень интересно, но к литературным достоинствам романа отношения не имеет – так что осталось только пожелать здоровья доброму и снисходительному номинатору.