Светлана ЛАВРОВА. Куда скачет петушиная лошадь?

Светлана ЛАВРОВА. Куда скачет петушиная лошадь? — М.: КомпасГид, 2014.

Светлана ЛАВРОВА. Куда скачет петушиная лошадь?

Новая книга лауреата премий «Алиса» и «Заветная мечта», а также конкурсов «Книга года» и «Книгуру» одновременно и похожа на ее прежние веселые и фантастические истории, и отличается от них. В повести причудливо переплетаются фольклорные мотивы с научно-фантастическими стандартами, мифологические персонажи народа Коми соседствуют с инопланетянами. К юной писательнице Даше приходит Пера-богатырь и жалуется, что древние духи покидают родную землю и она пустеет. Древний миф превращается в сказку-небылицу.

Светлана Лаврова. Куда скачет петушиная лошадь? — М.: КомпасГид, 2014.

Номинировал Андрей Щербак-Жуков

ОТЗЫВЫ ЖЮРИ

Андрей Василевский:

Мифология народа коми в развлекательной оболочке — да, понимаем. Такие книги умел писать Михаил Успенский, а Светлана Лаврова — увы.

Лев Лобарёв:

«Ничто пожирает Страну Фантазию»… В смысле, уральскую парму.
Иногда скучновато, иногда раздражают сюжетно необоснованные мелочи, но в целом читается легко и с интересом. Детям, по моим представлениям, должно очень нравиться. Этническая составляющая вплетена в целом ровно, юмор в целом милый, персонажи в целом обаятельные. Вот только обратная сторона детскости — инфантилизм мессаджа. К сожалению, чтобы земля не умирала, надо не с пустотой в душах бороться, манипулируя чувством ответственности, а хорошие дороги строить.
Вроде бы для детской повести придирка странная, но раз уж сам автор прямым текстом обозначил проблему — «люди не виноваты в том, что хотят жить там, где лучше», появляется ожидание, что и мораль не будет исчерпана типовой благоглупостью.

Константин Мильчин:

Одна из лучших попыток написать «нашего русского Гарри Поттера». Вернее, Коми-Поттера. Фольклорный колорит затягивает, а наблюдая за приключениями героев ты плавно перемещаешься в собственное детство. Но, на фоне достоинств книги, особенно четко видны недостатки — плохо прописан один из главных героев, Пера-богатырь, да и конец сказки слабоват. От сильного текста ждешь чего-то более серьезного.

Михаил Назаренко:

Для меня это – пример того, как нельзя, совсем нельзя писать детские книги. Дикая мешанина из древних богов, инопланетян, плосковатого юмора (принтер, вмонтированный в задницу, у-ха-ха) девочки-из-современого-города-которая-набирается-ума-по-ходу-чудесных-приключений и, разумеется, «Бесконечной истории» (пустота наступает на мир, только девочка-из-современного-города может всех спасти).
Кто сказал современным авторам, что канцелярит – средство передачи иронии? («Этот процесс мог продолжаться очень долго, но Ен не дал втянуть себя в “гонку вооружений”…» – из мифа о сотворении мира, которым открывается повесть.)
«– …Раз я делаю вид, что молодой, то и говорить должен молодежно, – вздохнул Пера. “У тебя все равно не получается”, – подумала Даша…»
«Штампы всесильны, даже до пармы докатились».
«Мы что, в какой-то плохой фантастике?» – спрашивает девочка Даша.
Да, не получается, да, штампы, да плохая фантастика, и лобовая мораль («Ваша цивилизация с безумными криками скачет куда-то, как сбесившаяся петушиная лошадь…») – а всё почему? Потому что таланта автору бог не дал? Нет, потому что, как мы узнаем в финале, книжку эту написала та самая девочка-из-…, чтобы научить нас хорошему. Как говорила Масяня, «такая классная отмазка – и не работает».
А что подлинное – история монаха на Чусовском озере, – то, оказывается, и не придуманное. Спасибо автору – я узнал об этом человеке. А больше благодарить и не за что.
«Золота бунта» не вышло, придется переквалифицироваться в «Петушиную лошадь».

Артём Рондарев:

Детская, довольно пространная волшебная повесть (в аннотации поименованная «фантастическим романом») от писательницы, давно и успешно работающей в жанрах детской литературы. Книга повествует о том, как девочка-школьница, два школьника-инопланетянина и целый коллектив сказочных существ из вогульского и коми-фольклора (я в этих вопросах слабый специалист, так что исхожу из того, что утверждается в самой книге), очутившись в будущем, предпринимают экспедицию по спасению мира от надвигающейся Пустоты. История выстроена по почтенному канону волшебного путешествия (тут даже имеется ссылка на «Волшебника Изумрудного города» в виде названия главы  «Мы в город Изумрудный идём дорогой трудной»), герои ее идут на север, по пути встречая всевозможных колоритных персонажей, преодолевая разного рода препятствия и постоянно рефлексируя, в характерном гипертекстовом ключе, с неизбежными ссылками на различные языковые реальности, по поводу разного рода чудес и опасностей. Как и положено в этом жанре, книга состоит из большого числа пестрых эпизодов, быстро сменяющих друг друга и создающих впечатление весьма увлекательного, нескучного большого приключения.
Герои (причем все, вне зависимости от того, дети это, инопланетяне или мифологические персонажи) тут беседуют (или даже, я б сказал, бакланят) бытовым разговорным языком, густо пересыпанным условно «подростковым» сленгом, идеологическими идиомами, просторечными словами и канцеляризмами, примерно так: «— Ну и суперская зверюга! Золочёная лысина,пять ног, зелёная нашлёпка над глазом… парень, а как ты там на спине умещаешься, среди этих крыльев?»; автор не отстает от них, и, в полном соответствии с идеей бахтинского диалогизма, реплики подает тем же самым языком, вот так: «Одежда была занятная, и Даша пожалела, что нельзя сфотографироваться в таком прикиде». Честно говоря, страниц через двадцать такого текста немного начинает болеть голова: даже не вдаваясь в рассуждения на тему того, точно ли таким языком говорят подростки или нет, а допуская, что-таки говорят – готовы ли вы читать стенограмму  их болтовни в течение нескольких часов? ОК, предполагается, что книга написана для подростков, так что, возможно, им самим это будет интересно, хотя, насколько я помню, у детей очень чуткое ухо на разного рода подделки, и они легко раскалывают взрослых, которые пытаются к ним подлизаться и войти в доверие с помощью использования «аутентичных» слов: а ощущение, что здешняя речь все-таки не совсем аутентичная,  довольно сильное. Впрочем, это уже не моя забота.
Постепенно в книге начинает проступать и совсем не детская и вполне узнаваемая идеология: вот один из героев рассказывает историю земли, на которой происходит дело, сообщая, среди прочего:  «Всё менялось медленно. Сначала люди сделались равнодушны, коми-пермяки забыли коми язык, а русские исковеркали свой русский матом и чужестранными словами». (Это мифический герой переживает, да, что русские стали много материться и иностранных слов нахватались). Главная героиня – девочка развитая, хоть и девятиклассница, но уже не любит демократию («— А кто тебе сказал, что это волки? У нас свобода и демократия. Кто хочет, тот и воет,— отозвался Пера.«Не зря я к демократии с подозрением отношусь», — подумала Даша»). Языческие персонажи с крайним почтением относятся к православной церкви и персонально Николаю-Чудотворцу; словом, весь этот актуальный ныне набор традиционалистских ценностей там и сям встроен в текст, хотя, надо признать, весьма в небольшой дозе.
В итоге мне книга показалась избыточно «этнографической», причем вовсе не в части фольклора, а в части отношения к детской и подростковой психологии: наиболее фольклорным, как мне представляется, для автора оказался не вогульский богатырь, а самый обычный ребенок; таким образом, я немного заскучал: ребенок как объект фольклора это не совсем то, чего я ожидаю от детской литературы. Я, разумеется, не целевая аудитория этой книги, но, как известно, хорошие детские книги пишутся в первую очередь для взрослых – или, что точнее, хорошие детские книги взрослые пишут для себя, чтобы таким образом, в наивной обобщенной рамке, высказать важные для себя вещи, которые не позволяет сказать изощренный, отягощенный  рефлексией взрослый контекст и взрослый узус. Намерение «побыть взрослым в детском мире», как я попытался показать выше, у автора есть, иначе вряд ли в книге, целиком выстроенной по модели потока подросткового сознания, взялись бы демократия и Никола-Чудотворец. Проблема в том, что демократия и Никола-Чудотворец вставлены сюда как готовые ответы взрослого человека на вопрос, который ему, собственно, никто и не задавал, — то есть, ощущение, что автор хотела что-то объяснить этой книгой себе, полностью отсутствует, есть, напротив, ощущение, что автору все в целом с миром понятно, и она решила изложить свое понимание детям. По этой причине сюжет, язык и проблематика  повести в целом ориентированы на «детское» восприятие (которое понимается как восприятие «неполное», примитивное и грубое) и решительно за рамки его не желают выходить; возникает ощущение некоторой игры в поддавки, что, по моим представлениям, в детских книгах вещь несколько лишняя. Разумеется, дети часто задают несвоевременные и сложные вопросы: но стратегия, при которой на вопрос о законе физике детям отвечают из Закона Божьего, притом с тою мотивацией, что ничего сложнее они пока не поймут, мне кажется ошибочной – ведь дети этот ответ могут и запомнить.