Как всякая хорошая фантастика только прикидывается фантастикой (но делает это хорошо), так и кафкианская антиутопия Дмитрия Захарова лишь маскируется под таковую. Замкнутый сам на себя мир российских государственных корпораций, сражающихся за производство удивительного полупроводника, арсенида голландия, оказывается населен людьми, более чем похожими на нас – нас из настоящего, недавнего прошлого и, как ни жаль, обозримого будущего. В этом романе есть все атрибуты фантастического триллера: от всесильных спецслужб до таинственных террористов, от послушных винтиков условно киберпанковских вертикалей власти до оживленных кукол, ждущих своего мессию, – но главное в «Кластере» не это, и даже не мастерская полифония, незаметно и неумолимо затягивающая читателя в мутные бездны корпоративной вселенной. Главное, на взгляд номинатора, то, что «Кластер» не столько создает свой собственный мир, сколько открывает нам глаза на имеющийся. Постепенно проступает карта лабиринта, в котором, как водится, почти все маршруты заканчиваются тупиками – не потому, что мы такие уж плохие люди, а потому, что «раньше у нас было время, теперь у нас есть дела», потому что чаще комфортнее уйти оттуда, где надо бы не забыть остаться, потому что иногда уютнее предать и забыть. Но кто-то, может быть, и прорвется к звездам, из которых идет снег.
Захаров Дмитрий. Кластер (по рукописи).
Номинировал Николай Караев.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
В книге — два слоя: там, где про Медведя Семена, Жирафа Русю, оловянных и др. — замечательно; там, где про человеков — скучно и, кажется, уже читано. Убрать бы этих хомо сапиенсов на задворки повествования, какая славная повесть могла бы получиться (меньшего, конечно, объема).
Валерий Иванченко:
Пиарщик-оппозиционер и плюшевый медведь против режима и корпораций, трагедия.
Не очень складно придуманная и сбивчиво изложенная история – с конкуренцией инновационных ведомств, чиновниками, революционерами, воровством, шпионажем, эстрадной певичкой и разумными куклами.
У пиарщика российской корпорации «Микрон» пошла чёрная полоса. На организованном им концерте случается непонятный идеологический теракт в сопровождении стрельбы и паники. Его снимают с должности и ссылают в архивный подвал. Тем временем игрушечный медведь, пытается вывести своих друзей (жирафа, зайцев, щенка) из соседнего подвала, где вот-вот произойдёт конец света. Игрушки, наделённые сознанием, были созданы ещё в 90-е годы в ходе экспериментов с волшебным веществом арсенидом. Потом тему закрыли, но создания остались жить в подземельях заброшенных лабораторий. На них открыта охота, поскольку заключённый в них арсенид страшная ценность. Пиарщик, рискуя свободой и жизнью, погружается в корпоративные тайны, связывается с фейковым подпольем, заводит роман с певицей и решает во что бы то ни стало спасти доверчивых мелких существ. Всё оказывается не так просто, кругом предательство, он бежит в Америку вместе с медведем, потеряв его друзей по дороге, но и Америка не спасает.
Захаров – писатель не бесталанный, но не особо умелый. У него то и дело сбоит стиль, слов избыточно много, но все неточные, и, главное, не получается вовлечь читателя в текст и в придуманный мир. Персонажи либо неприятны, либо безразличны, история тоже оставляет равнодушным, слишком много гротеска, слишком надуманной она кажется.
Разумеется, всё это вкусовые претензии. Ведь прошлогодний «Репродуктор» многим понравился, а «Кластер» поинтересней и заметно сильнее. Ну, страннейший и ходульный сюжет. И что? У нас ведь фантастика, социальная.
Находка с живыми куклами при всей видимой нелепости оказывается ловким ходом. На фоне бессмысленного мира, населённого отталкивающими персонажами, маленький медведь Семён сияет как светоч активного гуманизма. Тут есть момент наглой эксплуатации, но автор искренне любит своего медведя не за пушистость, а за стойкость и чистоту помыслов, и мы тоже не сможем не полюбить.
И всё же две трети или даже три четверти всей истории кажется, что Захаров весьма расплывчато представляет, о чём собственно рассказывает и что хочет сказать. Сюжетные ходы путаются и рвутся, роман выглядит кладбищем благих пожеланий. Сатира выходит беззубой, переживания – неубедительными, остросюжетность – натянутой, мысли – наивными. Перелом происходит лишь ближе к финалу, когда заканчиваются кривые подводки, а из тумана запутанной экспозиции проступают очертания драмы. Похоже, что только в конце автор определяется как с жанром, так и с высказыванием. Обречённая искренность – вот, оказывается, о чём речь. Жестокость творца, отважное бессилие твари. Женщины – суки, только игрушки не предают. Россия ни к чему не способна, ей бы красть, да детей своих жрать. Капитализм – дерьмо, революция не лучше. Может не глубоко, зато выстрадано. И главное – ударные развязки на месте. Читатель вознаграждён за упорство и уходит довольным.
Константин Мильчин:
Офисная антиутопия в сочетании с критикой режима и власти. Захаров как писатель совершенствуется, но ему, безусловно, стоит внимательнее относится к словообразованию.
Константин Фрумкин:
Из всех представленных на конкурс работ «Кластер» — пожалуй, самый актуальный. И актуальный он не только потому, что написан про почти современную Россию и ее хозяев, но и потому, что вдохновлен очень важными «обертонами» нашей общественной жизни — обертонами, которые вроде бы всем доступны, но почему-то редко достигают слуха авторов остросюжетных повествований — даже «политических» и «актуальных».
Итак, российские госкорпорации соревнуются за то, кто первый отчитается, что наладил производство некоего полупроводника. Беда в том, что на самом деле делать полупроводники никто не умеет, деньги на их производство украдены, а отчитаться о проделанной работы можно только теми материалами, которые когда-то СССР купил в Японии.
Проблема лишь в том, что из этих материалов сделаны живые игрушки — мишки, щенки и солдатики. А значит, отчитаться о распиленных средствах можно только переловив и уничтожив этих беспомощных живых существ.
Получается грандиозная метафора всей нашей «политической экономии». Невозможность заняться созидательным, высокотехнологическим трудом побуждает нашу власть заменить его трудом по уничтожению и мучению своих беззащитных подданных — попытаться извлечь дивиденды из их уничтожения, бросить их в топку прогресса, буквально на их костях построить замену недостающих высоких технологий. Метафора прозрачная — тем более что охота за игрушками происходит в бункере, на строительстве которого некогда погибло немало сталинских зэков. Попытка компенсировать очевидной жестокостью свое бесплодие.
В результате — необычный ход — отношение к игрушке предстает как нравственный ориентир.
И сколь грандиозна асимметрия сюжета: на одном конце госкорпорации тратят миллиарды, гоняют спецагентов и льют кровь только для того, чтобы удачно имитировать свою нужность и маскировать бесполезность — на другом конце одно частное лицо жертвует своей жизнью, чтобы спасти одного плюшевого медведя.
При этом экстремисты, стремящиеся разрушить царство госкорпораций, не лучше их, ибо пытаются сделать из игрушек бомбы. Экстремисты — это те, кто некогда получил советский, отечественный полупроводник, и теперь возомнил себя богом и ненавидит имитационный мир госкорпораций. Ностальгия по советскому созиданию оборачивается мечтой о бомбе.
Что еще сказать о романе Захарова? Стиль его прост, и ничему не мешает.
Звучащая в романе тема волчьих нравов в среде офисного планктона вторична и была разработана во многих других литературных текстах, начиная с романов Сергея Минаева.
Роман нельзя назвать выдающимся, но он несомненно может понравиться.
Я надеюсь, что Дмитрий Захаров продолжит писать.
Галина Юзефович:
Во-первых, огромный шаг вперед по сравнению с прошлогодним «Репродуктором», а во-вторых, роман, в котором герои по-настоящему живые и их жалко. История про разумных игрушек перекликается с историей разумных медведей из прошлого романа, но отработана на принципиально ином уровне – гораздо тоньше и уместнее. Другое дело, что Захаров почему-то все время пытается писать кафкианско-абсурдистскую сатиру на российскую бюрократию, которая у него выходит утомительно однообразной – не смешной, не страшной, не злой, а какой-то совершенно серой и безликой – под стать описываемому объекту: трудно было удержаться, чтобы не пролистывать «сатирические» страницы. Мне кажется, что если бы в романе осталась только одна линия, связанная со спасением игрушек, он бы от этого очень сильно выиграл. Ну, и к концовке есть кое-какие вопросы: все плохо, это понятно, и плохо более или менее везде, но этой суховатой констатации как-то явно не хватает для мощного финального стаккато.