Петр ВОРОБЬЕВ. Разбой

Петр ВОРОБЬЕВ. Разбой. – Луганск: Шико, 2019.

Если обратиться к кинотерминологии (а почему бы и нет?), то перед нами классическое road movie, дорожное кино. Его герой, ученый Самбор путешествует по миру – не просто так, конечно, а с умыслом и сверхзадачей. По дороге он, из уважения к жанру, ввязывается в авантюры самого различного свойства –иногда сомнительные, чаще вынужденные. А подчас и довольно кровавые.

Суровые нравы персонажей романа объясняются просто: не они такие, жизнь такая. То нужно отбиться от нападения работорговцев, то атаковать крепость, где засел неприятель. Впрочем, эти сцены, да и книга в целом, обильно приправлена авторским юмором. Просто представьте, что несколько скетчей «Монти Пайтон» срежиссировал бы Квентин Тарантино.

Низка эпизодов демонстрирует различные грани мира, по которому путешествует Самбор и его товарищи/попутчики. И вот эта характерная особенность повествования, его рассыпанная многогранность заслуживает самого пристального внимания. Во вселенной «Разбоя» (впервые появившейся в романе «Набла квадрат» лет так тридцать тому назад) есть и дирижабли, и подводные лодки — на местном наречии: аэронаосы и подморницы. Да, жители этого причудливого мира говорят на собственном языке, даже на нескольких. А передовые технологии соседствуют с мечами и луками. И такое сочетание вполне органично, когнитивного диссонанса не вызывает.

Не часто попадается среди фантастических миров –сработанный столь детально, тщательно, весело и изобретательно. А всего-то и надо было – столкнуть легенды и мифы Древней Скандинавии с научно-техническим прогрессом. Да так чтобы искры полетели!

Впрочем, есть у романной конструкции «Разбоя» и второй, предсказуемо постмодернистский, уровень, где можно встретить реалии и фантомы нашего мира — например, пилота Порко Россо, убежавшего из мультфильма Миядзаки, или строки Роберта Рождественского.

И в завершении темы кино: саундтрек у романа тоже присутствует, в диапазоне от Apocalyptica до «Гражданской обороны».

Воробьев Петр. Разбой. – Луганск: Шико, 2019.

Номинировал Сергей Шикарев

ОТЗЫВЫ ЖЮРИ

Владимир Березин:

СМЕШЕНИЕ

«Разбой» Петра Воробьёва

— Выстребаны обстряхнутся, — говорил он, — и дутой чернушенькой объятно хлюпнут по маргазам. Это уже двадцать длинных хохарей. Марко было бы тукнуть по пестрякам. Да хохари облыго ружуют. На том и покалим сростень. Это наш примар…

Братья Стругацкие «Трудно быть богом»

Это прекрасная книга чудесного автора, причём важно, что состоявшегося довольно давно, можно сказать, и как нормального учёного, и как пишущего человека. Важно и то, что текст написан настоящим физиком, которого, как говорят люди молодые, прямо-таки «прёт» от описаний сотен приборов, явлений и состояний. А этот опыт может вывести человека из формата литературы вовсе в другой, непонятный. И этот роман, безусловно, достоен какой-нибудь премии. Например, «Гибридизация» (не знаю, наверняка такая есть).

В чём тут дело? Боязнь спойлеров я отметаю: если вы смотрите «Звёздные войны», то уж не для того, чтобы узнать, чем дело кончилось. Во-первых, там ничего не кончилось, а, во-вторых, сюжеты не портятся от пересказа. Если, конечно, это нормальные сюжеты, так бы сказал я, но тут скажу кое-что скорбным тоном. Я не самый ленивый читатель, и честно старался. Я брёл в этой окрошке эпизодов сперва по колено, а потом по пояс, но я не понял ничего. Я чуть было не загубил отношения с прекрасными людьми, спрашивая их, в чём там сюжет. Нет, ничего не понятно — только окрошка, квас булькает, поднимаются пузыри, ведутся разговоры о физике викингов, холодном и горячем термояде на фоне фэнтэзи, но что, к чему, непонятно совершенно.

Вкратце, дело тут вот в чём: перед нами не Земля, но нечто, похожее на планету Земля. Налицо сплошной киберпанк («high tech, low life»), стимпанк и дизельпанк, а также фентэзи с мечами и луками. То есть присутствуют как и луки со стрелами, мечи с кинжалами, так и паровые машины, пулемёты, электричество, электронные приборы, а также космические технологии. По поверхности планеты и повествования то и дело пробегает доисторическое зверьё земного пошиба — вроде мамонтов и мегатериев. Чем-то этот мир похож на эклектический мир «Звёздных войн». Но в «Звёздных войнах» всё-таки мир целостен, а этот мир пребывает в состоянии хаотическом… Нет, хтоническом. То есть будто каша, и вот почему: обычно автор, выдумывая альтернативный мир, хоть от чего-то да и отказывается. Например, есть в воображаемом Средневековье магия и электричество, но чего-то всё же нет. А тут есть всё — ядерная энергетика, огнестрельное оружие, сила огня и пара.

Но беда в том, что чтение требует изрядного мужества. Я человек пожилой, терять мне нечего, и скажу честно: сравнительно легко прочитал первую главу, в которой хоть что-то понятно с происходящим —  плывёт корабль, его атакуют пираты, начинается пальба, кровь-кишки-распидорасило, одного из пленных пиратов казнят, малолеток оставляют в живых. Дальше сюжет начал растворяться в совершенно безумных диалогах. Нет, дальше там космическое ракетостроение и тайны атомного ядра, но почему, почему это всё будто поиски кота в терновнике?

Положение осложняется тем, что книга начинает походить на солженицынский словарь языкового расширения. Текст пестрит сносками: «энтопистис — радар», «гироплан — винтокрылый летательный аппарат (вертолёты там, впрочем, тоже есть)», «асирмато — радио», «мезофон —  небольшой динамик», «диоптр —  бинокль». Особенно хороша сноска «Уд — мужской детородный половой орган размножения». Но нет, есть и лучше: «Ширстрек — полоса усиленной обшивки у бимсов верхней палубы». Прекрасен и «противовоздушный пулемёт». Ну и на уровне фразы текст тяготеет всё к той же комичной тяжеловесности: «Отнюдь не ехидно — доброхоботно! — нарочито возмутился Ингви». Да, тут есть слово «отнюдь»! Или вот чудесное: «Анси, сын Сигурд-Йона поднес диоптр к глазам, для чего временно пришлось разнасупить брови». Откуда взялся оборот «Гораздо срочнее требовалось понять, каким образом остановить разбойника», я и гадать не буду.

Мне кажется, что перед нами фатальная нечувствительность к русскому языку.

В этом мире «Шкипер щёлкнул переключателем на отделанной раковиной личине асирмато квенской работы и повернул бронзовый наборный диск, так что в подсвеченной сзади выемке над ним зажглась топориком рунная пятёрка. Зашуршала статика». Но тут же солнце (Сунна) блеснула на поликарбонате.  То есть поликарбонат мешается с тролль-камнем в адскую смесь. «Самбор, ты, как схоласт и электротехник, в космических делах тоже сечёшь? Поставил фотоумножитель на микрофотометр». «Электрические лебёдки, тянувшие трос из стали с сиилапаном, стояли на опорах телеферика».

И описания пейзажа что твой Тургенев: «В направлении ещё скрытых за изгибом земного круга гор Анти-суйу и моря Науаль, на треть окоёма полыхал закат, прощальные лучи Сунны золотыми снопами пробивались сквозь промежутки между облачными слоями, казавшимися розовыми». (Да, слово «окоём» автор тоже любит). И все эти космические викинги говорят будто на языке старика Ромуальдыча, перематывающего портянки за починкой синхрофазотрона.

Мне скажут, что это эксперименты с языком, но видал я разные эксперименты. Я Кручёных читал, все эти маленькие книжечки с «дыр бул щир».  Они короткие были! Прочитал, вздохнул и отложил.  Эти эксперименты были сто лет назад, а мутное отечественное фэнтэзи пришло к нам лет тридцать как, так отчего я должен продираться через это всё?

Но я вовсе не пеняю автору за что-то, лишь пытаюсь понять, как устроена литература такого типа — где нарушены все практики повествования. Она герметична — то есть обращена чуть ли не к самому автору. Но нет, есть круг почитателей, что прекрасно. Но, увы, я не могу их поздравить: Виктор Шкловский, когда его упрекали в отступлениях от стиля, отвечал: «Да, я не говорю читателям всей правды. И не потому, что боюсь. Я старый человек. У меня было три инфаркта. Мне нечего бояться. Однако я действительно не говорю всей правды. Потому что это бессмысленно… Бессмысленно внушать представление об аромате дыни человеку, который годами жевал сапожные шнурки…». Одним словом, восхищённых адептов достанет и без меня.

Вот что мне кажется: у этой литературы смешанного века есть своё, настоящее очарование. Горизонты будущего прошлого (а это именно засохшее прошлое межстилевой фантастики девяностых), открываются перед её читателями, а они есть. Я не поленился прочитать сетевые отзывы, где люди кричат «Ржака! Ржака!»

С чем мы и поздравляем автора.

Мария Галина:

Одна из немногих вещей, которая оказалась для меня закрытой – не по последней причине в силу перегруженности сносками и терминами, без которых можно было обойтись, но еще и в силу вычурного языка, на котором изъясняются герои. Насколько я поняла (возможно, другие рецензенты меня поправят), перед нами альтернативный мир с сохранением довольно архаичных социальных структур и практик, но с развитым даже по сравнению с миром реальным технологическим бэкграундом – здесь уже используют в качестве космического движителя солнечный ветер, и охотятся за литиевыми астероидами. Насколько совместимо рабовладение (начинается роман со схватки «хорошего» судна с работорговцем) с высокими технологиями, лично я не знаю. Возможно, именно технологической проницаемостью этого мира объясняется раздражающая меня мешанина греческих и скандинавских терминов, хотя, наверное, законы развития языка все-таки должны как-то ограничивать их распространение. В какой-то момент у меня вообще закралось подозрение, что это пародия – когда появились полициклические углеводороды, выделяющиеся во время готовки на живом огне мяса, кажется, оленя. Что лично мне помешало «прыгнуть» в этот роман, – это персонажи, которым автор придал две-три характерных черты, но так и не смог оживить. По крайней мере, для меня. Я знаю, что у этого романа есть горячие сторонники, поэтому возможно, он просто предназначен для определенной аудитории, способной его оценить. Но я, к сожалению, к этой аудитории не принадлежу. Еще одна, чисто технологическая, проблема – из-за сложной верстки (все эти сноски, формат и т.п.) роман тяжело грузится, и это тоже может препятствовать его восприятию.

Глеб Елисеев:

Есть один хороший признак возможной литературной неудачи – если в вашей художественной книге подстраничных сносок столько, сколько в хорошей монографии, – значит, у вас проблемы. Роман П. Воробьева просто набит подстраничными примечаниями, которые, по большей части, должны прояснять особенности изображаемого мира – планеты Хейм, видимо, в незапамятно древние времена населенной колонистами с Земли, но потом почему-то оказалась забытой и брошенной. К сожалению, эти авторские сноски не делают книгу яснее, а только перегружают читателя избыточной информацией, которая не слишком-то и нужна для понимания сюжета.

Становится даже обидно за писателя, который, судя по приложению, действительно усердно и много трудился, разрабатывая подробности воображаемого мира. Даже изучил огромное количество «невозможной, немыслимой и вообще никогда не существовавшей» военной техники (отчего, впрочем, картины ее использования в романе не стали правдоподобнее). П. Воробьев даже пытался поработать над основами вымышленных языков. Но, поскольку автор далеко не Толкин, результат получился, мягко говоря, спорным. Потому что для непосвященного читателя все эти имена и названия выглядят ничуть не более обоснованными и проработанными, чем совершенно абстрактные и взятые с потолка наименования из любой среднестатистической фэнтези-книги.

Автора изначально подвела несоразмерность усилий и писательской задачи, которую он решал. Ведь, грубо говоря и примитивизируя, какие цели может ставить перед собой писатель-фантаст? (Ну, кроме самовыражения и вызова эмоционального отклика у читателя. Это-то цели любого литературного произведения). Фантаст же может: первое: в художественной форме пропагандировать некие идеи (научные, политические, социальные и т.п.), способствуя просвещению читающих (реализация старого лозунга времен Этцеля: «просвещать – развлекая; развлекать – просвещая»); второе: заниматься языковыми и стилистическими экспериментами, используя для этого фантастический антураж и не будучи скованными обеденными реалиями; третье: просто развлекать читателя. Так вот, любые произведения о забытых колониях или мирах с полностью человекоподобным населением, если при этом в них не включается подсюжет «драма заново воссоединяемых с праматерью Землей», относятся к третьему направлению. Пример тому: некоторые книжки Джека Вэнса или весь «Перн» Энн Маккэффри.

П. Воробьев затратил при сотворении своего текста такое количество усилий, что их хватило бы на создание новой «Дюны». Однако, в итоге получилось описание совершенно изолированного (то есть – полностью выдуманного) и, следовательно, абсолютно чуждого нам мира, которое эмоционального отзвука и сопереживания героям не вызывает. А просвещаться не получается (ну, если не считать все того же чтения приложений). И в реальность Хейма верится с трудом. Во всяком случае, сделать правдоподобным мир, дошедший до использования ядерной энергии, но, где существуют целые варварские государства, у автора не получилось.

Да и с чистым развлечением, к несчастью, произошла откровенная неудача – читать «Планету приключений» Д. Вэнса мне было интересно; читать «Разбой», увы, – нет.

Ирина Епифанова:

Читателя, храбро приступившего к чтению этого романа, на первых страницах ждёт серьёзное испытание. Редко встречаешь такое обилие новых и полузнакомых для себя слов: названия частей парусника перемешаны с вымышленными реалиями описанного мира плюс куча имён персонажей, в которых ты пока не ориентируешься. В итоге упрямо продираешься, пытаясь понять, что к чему, читаешь по пять-шесть сносок на странице, из-за этих усилий поначалу упускаешь и «картинку» с романтическими морскими пейзажами и ветром в лицо, и юмор в репликах персонажей. Зато тот читатель, кто сможет преодолеть эти препоны, будет вознаграждён интересным морским технофэнтези со странствиями, приключениями, самобытным миром и уже упомянутым приятным юмором.

Евгений Лесин:

Классическая боевая фантастика. Сага. С древностями и, что называется, с колоритом. Или, говоря научно и высокопарно, автор создает собственную вселенную. Чтобы читатель мог в ней разобраться, Воробьев не скупится на примечания. Большинство слов автор не придумал, просто вытащил из забвения, некоторые кажутся придуманными («тьетокон – компьютер»), а некоторые умиляют: «Уд – мужской детородный половой орган размножения».

Причем, мне почему-то кажется, что автор здесь не шутит, а действительно объясняет. Вещь упоительно длинна, но в сюжет погрузиться можно. Да, описываемый мир утомителен («Переделанные из мусоровозов броневозы вместе с парой настоящих гусеничных бронеходов…»), но любителю понравится. А любитель всегда прав. Начинать читать надо, разумеется, с конца. Причем я тут тоже не шучу. Лучше сразу окунуться в авторскую вселенную, и внимательно прочесть подглавки «О языке повествования», «Счет и меры», «Действующие лица» и пр. Да, вы ничего не поймете, но будете готовы.

А сюжет затянет.

Екатерина Писарева:

Роман Петра Воробьева «Разбой» восхитил меня детальностью проработки – от сюжета и всевозможных отсылок до плейлиста, прикрепленного к тексту, в котором встречаются композиции от российской Арконы («Ой, то не вечер») до финской группы Apocalyptica. Не знаю, в каком еще случае я прослушала бы их все – соседи мои явно удивились.